Анат хрипло рассмеялась и вновь принялась выговаривать девушке, какая она глупая, на сей раз в деталях. Причем в очень подробных деталях. Голос понизить она и не подумала. Капитан Техан смотрела прямо вперед, но глаза ее, блестевшие на изборожденном морщинами лице, чуть из орбит не вывалились. Туон вежливо слушала Анат, хотя щекам с каждой секундой становилось все жарче и жарче, так что ей даже показалось, что вуаль вот-вот вспыхнет.
Многие Высокородные называли своих Глашатаев Соэ’фейя, но Глашатаи Высокородных были со’джин и знали, что, несмотря на звание Соэ’фейя, их могут наказать, коли сказанное придется хозяевам не по вкусу. Говорящей Правду нельзя приказывать, ее нельзя никоим образом принуждать или наказывать. От Говорящей Правду требуют говорить чистую правду, какой бы горькой она ни была, хочешь ты ее слышать или нет, и она обязана сделать все, чтобы ее услышали. Эти Высокородные, что называли своих Глашатаев Соэ’фейя, считали Алгвина, последнего мужчину, восседавшего на Хрустальном Троне почти тысячу лет назад, сумасшедшим – потому что он сохранил жизнь своей Соэ’фейя и оставил ее на посту после того, как она перед всем двором залепила ему пощечину. В традициях семьи Туон они понимали не больше пучеглазой капитанши. Выражение лиц Стражей Последнего Часа, наполовину скрытых нащечниками шлемов, нисколько не изменилось. Они – понимали.
– Благодарю тебя, но в наказании я не нуждаюсь, – вежливо промолвила Туон, когда Анат наконец закончила разглагольствования.
Однажды, после того как Туон прокляла Нефери за ее глупую смерть – та упала с лестницы, – она попросила новую Соэ’фейя исполнить для нее эту свою обязанность. Проклясть мертвого – причина достаточная для того, чтобы несколько месяцев быть сей’мосив. Анат оказалась чуть ли не нежна, на свой странный лад, хотя Туон и проплакала несколько дней, не будучи в состоянии накинуть даже сорочку. Но не поэтому девушка отказалась сейчас от предложения; наказание должно быть серьезным, иначе для восстановления равновесия оно бесполезно. Нет, она не встанет на легкий путь, потому что уже приняла решение. И, вынужденно признала Туон, потому что ей хотелось пойти наперекор совету Соэ’фейя. Хотелось вообще ее не слушать. Как заметила Селусия, Туон всегда отличалась упрямством. Отказаться же выслушать свою Говорящую Правду было бы совсем гадким поступком. Возможно, ей, в конце концов, и придется согласиться с Анат, если не удастся восстановить душевное равновесие иным способом. Рядом с кораблем вынырнули и свистнули три длинных серых дельфина. Три, и больше они не выныривали. Держаться избранного курса.
– Когда мы высадимся на берег, – сказала Туон, – нужно воздать почести Верховной Леди Сюрот. – Держаться избранного курса. – И необходимо разобраться с ее честолюбием. Она совершила с Предвестниками больше, чем мечтала Императрица, да живет она вечно, но столь громадный успех часто порождает сообразные честолюбивые мечты.
Раздраженная сменой темы, Анат выпрямилась, сжала губы. Глаза ее сверкали.
– Уверена, у Сюрот одно желание – исполнять все, что в интересах Императрицы, – коротко сказала она.
Туон кивнула. Сама она вовсе не была столь уверена. Подобная уверенность даже ее могла привести в Башню Воронов. Возможно, ее-то – в первую очередь.
– Мне нужно отыскать способ как можно скорее связаться с Возрожденным Драконом. До Тармон Гай’дон он обязан преклонить колени перед Хрустальным Троном, иначе все погибло. – Именно так, со всей очевидностью, гласили Пророчества о Драконе.
Настроение Анат вмиг изменилось. Улыбаясь, она едва ли не собственническим жестом положила руку на плечо Туон. Пожалуй, это было слишком, но ведь она – Соэ’фейя. Жест мог всего лишь показаться Туон таковым.
– Ты должна быть осторожна, – вкрадчиво, тихим голосом промолвила Анат. – Он не должен узнать, насколько ты для него опасна. А потом ему будет слишком поздно бежать.
У нее нашлись и другие советы, но слова Анат пролетали мимо Туон. Она слушала и слышала, однако в них не было ничего такого, чего бы она не слышала уже сотни раз. Впереди Туон различала вход в огромную гавань. Эбу Дар, откуда развернется Коринне, как оно уже началось из Танчико. При этой мысли девушку охватили радостное возбуждение и трепет предвкушения исполнения заветной мечты. За своей вуалью она была просто Верховной Леди Туон, рангом не выше, чем многие прочие из Высокородных, но в душе она всегда оставалась Туон Атаэм Кор Пейндраг, Дочерью Девяти Лун, и она явилась сюда, дабы по праву вернуть то, что было украдено у ее прародителя.
Смахивающий на короб фургон – маленький домик на колесах – напоминал виденные Мэтом фургоны Лудильщиков, хотя явно был предназначен не для жилья, судя по уйме всяких шкафчиков с полочками и верстаков вдоль стен. Морща нос от витавших здесь странных, едких запахов, он неловко заерзал на трехногом табурете – единственном, на чем тут можно было сидеть. Сломанная нога и треснувшие ребра срослись, как поджили и ссадины, которыми Мэта щедро одарил проклятый дом, рухнувший ему на голову, но раны все еще побаливали. Кроме того, он надеялся вызвать к себе сочувствие. Женщины любят проявлять сочувствие, если играешь по правилам. Мэт заставил себя перестать крутить на пальце продолговатое кольцо-печатку. Если покажешь женщине, что нервничаешь, то она обязательно истолкует это по-своему, и тогда забудь о сочувствии – считай, оно в окно вылетело.
– Послушай, Алудра, – сказал Мэт, расплываясь в своей самой обворожительной улыбке, – к этому времени ты уже и сама должна знать, что во второй раз Шончан не захотят смотреть на фейерверки. Как я слыхал, эти дамани устраивают что-то под названием Небесные Огни, рядом с которыми твои лучшие фейерверки все равно что искорки в печной трубе. Ты только не обижайся.