– Я встречусь с Эгвейн одна, – решительно заявила Найнив. – В таком состоянии тебе нельзя в Тел’аран’риод. Тем более ты весь день проспала. Готова поспорить, ты быстро не заснешь. И я знаю, что и в транс, в этот сон наяву, тебе войти не удается.
Она самодовольно улыбнулась, уверенная в своей победе. Сама Найнив чуть не окосела и заработала головокружение, пытаясь войти в транс, когда Эгвейн пыталась научить их этому приему.
– Готова поспорить, да? – пробормотала Илэйн. – А что в заклад поставишь? Поскольку я собираюсь выпить вон то, – она указала взглядом на серебряную чашу на приставном столике, – я спорю, что усну сразу. Разумеется, если ты чего-нибудь туда не подсыпала, чтобы обманом заставить меня выпить... Ты, конечно, ни о чем таком и не думала. Ну, на что спорим?
Самодовольная улыбка соскользнула с лица Найнив, сменившись красными пятнами на щеках.
– Великолепно, – сказала Бергитте, поднимаясь. Подбоченясь, она встала в футе от кровати, и лицом и голосом выражая осуждение. – Она уберегла тебя от болей в животе, а ты кидаешься на нее почище матушки Присс. Может, если ты выпьешь эту чашу и заснешь, забыв на сегодня о Мире Снов, я решу, что ты достаточно взрослая, и не стану приставлять к тебе для охраны сотню гвардейцев. Или тебе надо зажать нос, чтобы ты выпила?
Что ж, Илэйн и не ожидала, что Бергитте хватит надолго. Сотню?
Не успела Бергитте договорить, как Авиенда резко развернулась к ней.
– Не надо так с ней разговаривать, Бергитте Трагелион, – сказала она, вытягиваясь во весь свой немаленький рост. Правда, учитывая высокие каблуки сапожек Бергитте, преимущество в росте оказалось не слишком велико, но айилка сейчас, с крепко затянутой на груди шалью, весьма походила на Хранительницу Мудрости, а вовсе не на ученицу. Тем более что лица некоторых из них казались не старше, чем у нее. – Ты – ее Страж. Спроси Аан’аллейна, как себя вести. Он великий человек, однако повинуется, когда ему приказывает Найнив.
Аан’аллейном, Одиночкой, был Лан, и его историей, широко известной среди Айил, те восхищались.
Бергитте оглядела Авиенду с ног до головы, словно измеряя, и приняла ленивую позу, наплевав на лишние дюймы своих каблуков. Она с насмешливой ухмылкой открыла рот, явно готовясь осадить Авиенду. Обычно ей это удавалось. Но не успела Бергитте и слова вымолвить, как вмешалась Найнив и тихо, но твердо сказала:
– О-о, во имя любви Света, Бергитте, хватит. Если Илэйн говорит, что идет, значит, она идет. А теперь обе молчите, – она ткнула в каждую пальцем. – Иначе потом будете разговаривать со мной.
Бергитте уставилась на Найнив, беззвучно шевеля губами, по узам от Стража доносились вперемешку напряжение, разочарование и раздражение. Наконец она бросилась в кресло, расставила ноги, уперлась в пол шпорами в виде львиных голов и начала что-то угрюмо бормотать себе под нос. Не знай Илэйн ее лучше, поклялась бы, что Бергитте надулась. Знать бы, как это у Найнив получается. Когда-то Найнив благоговела перед Бергитте не меньше Авиенды, но теперь все изменилось, полностью. Теперь Найнив шпыняла Бергитте, как и любого другого. Причем помыкала ею с большим успехом, чем другими. Она такая же женщина, как и все, говорила Найнив. Она сама мне так сказала, и я поняла, что она права. Как будто этим все объяснялось. Бергитте по-прежнему была Бергитте.
– Мой кошель? – произнесла Илэйн, и именно Бергитте встала и принесла из гардеробной ее шитый золотом красный кошель. Что ж, кому, как не Стражу, быть на посылках, но Бергитте никогда не забывала отпустить при этом какое-нибудь язвительное замечание. Она протянула кошель Илэйн, отвесив ей церемонный поклон. И скривила губы – для Найнив и Авиенды. Илэйн вздохнула. Не то чтобы эти женщины не нравились друг другу; вообще-то они хорошо ладили, не считая мелочей. Просто наступали порой друг другу на любимые мозоли.
На самом дне кошеля, погребенное под монетами разнообразного достоинства и чеканки, лежало странно перекрученное каменное кольцо, надетое на простой кожаный шнурок, рядом хранился тщательно свернутый шелковый платочек, полный перышек, которые она некогда считала своим величайшим сокровищем. Вообще-то каменным тер’ангриал казался только с виду – со своими синими, красными, коричневыми прожилками и точечками, – но на ощупь он был твердым и скользким как сталь, а по весу даже тяжелее стали. Продев голову в кожаную петлю и пристроив кольцо в ложбинке груди, Илэйн туго затянула завязки и, положив кошель на столик, взяла серебряный кубок. Пахло от напитка просто хорошим вином, но она все равно вопросительно приподняла бровь и улыбнулась Найнив.
– Я пойду к себе в комнату, – натянуто произнесла та. Поднявшись с перины, она строго взглянула на Бергитте и Авиенду. Почему-то из-за ки’сайн на лбу Найнив выглядела еще более непреклонной. – Вы обе бодрствуйте и следите за нею во все глаза! Пока нет охраны, она по-прежнему в опасности. Да и потом тоже – надеюсь, мне не надо напоминать вам об этом.
– Думаешь, я не понимаю? – возмутилась Авиенда, а Бергитте в то же самое время заворчала:
– Найнив, я же не дура!
– Как скажете, – ответила сразу обеим Найнив. – Надеюсь, что так – ради Илэйн. Да и ради вас самих тоже.
Поправив шаль, она плавной походкой двинулась из комнаты, столь величаво, что ей позавидовала бы любая Айз Седай. Это ей удавалось как нельзя лучше.
– Можно подумать, это она тут проклятая королева, – пробормотала Бергитте.
– Вот кто возгордился сверх меры, Бергитте Трагелион, – буркнула Авиенда. – Горда, как Шайдо с одним козлом.