Сердце зимы - Страница 57

Смысла в этой тираде не было ни на грош, это Перрин понял, едва слова слетели с языка. Фэйли могла поговорить с ними где угодно. И уж вряд ли она так организовывала встречу со своими «глазами-и-ушами» – со своими шпионами! – чтобы на ней присутствовала Берелейн. Всегда надо сначала подумать, а потом уж говорить. Ведь благодаря шпионам Фэйли Перрин узнал о Масиме и Шончан. Но ему хотелось рвать и метать, ему нужно было выпустить пар, а те, кого он хотел бы молотом вбить в землю, чтоб и следа не осталось, были далеко отсюда. Вместе с Фэйли.

Селанду его гнев отступить не заставил. Глаза ее сузились, превратились в щелочки. Пальцы кайриэнки на рукояти меча то сжимались, то разжимались, да и не у нее одной.

– Мы умрем за леди Фэйли! – рубанула она. – Не из-за нас она оказалась в опасности! Мы поклялись ей, принесли водный обет!

Тон ее ясно говорил: «Поклялись ей, а не тебе».

Надо было извиниться. Он понимал, что надо. Но вместо этого сказал:

– Можете взять своих лошадей, если дадите слово слушаться меня и не делать опрометчивых шагов. – «Опрометчивость» – не то слово для этой компании. Стоит им узнать, где Фэйли, как они без оглядки бросятся туда, никому не сказав. Из-за них Фэйли может погибнуть. – Когда мы отыщем ее, я буду решать, как ее вызволить. Если ваш водный обет требует иного, можете, конечно, поступать по-своему, но тогда и я с вами поступлю по-своему.

Селанда мрачнела все больше, желваки так и ходили под кожей, но наконец она произнесла: «Я согласна!» – таким тоном, будто слова из нее щипцами тянули. Длинноносый тайренец, по имени Карлон, протестующе заворчал, но Селанда подняла палец, и он закрыл рот. У него был узкий подбородок, вероятно, он жалел, что сбрил бороду. Маленькая женщина крепко держала этих дураков в узде, что, впрочем, не мешало ей самой быть дурой. Это ж надо, водный обет! Селанда не отводила взгляда от Перрина.

– Мы повинуемся вам до возвращения леди Фэйли. Потом мы снова подчиняемся ей. И ей решать наш тох. – Последнее, похоже, всем им говорило больше, чем Перрину.

– Вот и ладно, – сказал Перрин. Он попытался умерить тон, но все равно получилось грубовато. – Знаю, вы все верны ей. Я уважаю вас за верность Фэйли.

Больше их и не за что уважать. Не слишком это походило на извинение, но уж как вышло. Единственным ответом Перрину было хмыканье Селанды, да еще недовольные взгляды остальных, когда они наконец двинулись прочь. Ну и ладно. Лишь бы слово сдержали. Вся эта компашка и одного дня честно не трудилась.

Лагерь постепенно пустел. Телеги потянулись на юг. Лошади оставляли после себя глубокие следы, но мелкие колеи от полозьев сразу начинал засыпать снег. Последние из тех, кто стоял на холме, забирались в седла и присоединялись к товарищам, уже тронувшимся в путь вместе с повозками. Чуть в стороне двинулся и отряд Хранительниц Мудрости, и верхом ехали даже гай’шайн, ведя в поводу вьючных животных. Сколь бы твердости ни осмелился проявить Даннил – а скорей всего так и не осмелился, – этого, как видно, оказалось достаточно. Рядом с Сеонид и Масури, сидевшими в седле уверенно, Хранительницы Мудрости выглядели особенно неуклюжими, правда, гай’шайн представляли еще более печальную картину. Облаченные в белое мужчины и женщины ехали верхом третий день, с того дня, как начался снегопад, но так сгибались над высокими луками седел и цеплялись за шеи и гривы лошадей, словно боялись в любой миг свалиться. Они впервые сели на лошадей, только подчинившись приказу Хранительниц, и кое-кто из них, когда никто не видел, слезал и шел пешком.

Перрин заставил себя влезть на Трудягу. Он не был уверен, что сам не свалится. Но пора было отправляться в путь, хоть и очень не хотелось. Сейчас Перрин готов был убить за ломоть хлеба. Или за кусок сыра. Или за жирного кролика.

– Айильцы идут! – крикнули от головы колонны, и повозки остановились. Потом закричали снова, передавая известие по колонне, будто кто-то мог не услышать. Всадники начали готовить луки. Возчики привставали на сиденьях, вглядываясь вперед, или спрыгивали наземь и приседали возле повозок. Перрин, сердито ворча, погнал Трудягу в голову колонны.

Даннил по прежнему оставался в седле, как и двое с этими проклятыми знаменами, но человек тридцать уже спешились, расчехлили луки и наложили стрелы на тетиву. Державшие их лошадей под уздцы двуреченцы сгрудились в стороне, глядя в сторону леса. Здесь же были и Грейди с Неалдом, они тоже напряженно всматривались в лес, но спокойно сидели в седлах. Ото всех исходил сильный запах возбуждения. Только от Аша’манов пахло... готовностью.

Перрин разглядел среди деревьев то, на что все они смотрели, причем разглядел гораздо лучше прочих. Сквозь снегопад к ним направлялись десять пеших айильцев в вуалях, один вел в поводу высокую белую лошадь. Чуть позади ехали трое в плащах с надвинутыми капюшонами. В том, как двигались айильцы, было нечто странное. И к седлу белой лошади был приторочен какой-то тюк. Сердце Перрина сжало ледяной хваткой, пока он не сообразил, что по размерам тюк гораздо меньше человека.

– Опустите луки, – сказал Перрин. – Это мерин Аллиандре. Это должны быть наши. Разве не видите, все айильцы – Девы?

Как ни крути, а ростом Девы уступали мужчинам-айильцам.

– Да я еле различаю, что это вообще айильцы, – пробормотал, покосившись на Перрина, Даннил. Все принимали острое зрение Перрина как должное, даже гордились им – а может, просто привыкли. Но Перрин все равно старался не демонстрировать лишний раз, насколько оно острое. Впрочем, сейчас это мало его волновало.