– Тебе здесь плохо? – вдруг спросила Харине.
– Я как будто глаз лишилась. – Шалон содрогнулась. Слова ее очень походили на правду. – Я боюсь, Госпожа Волн, но, будь на то воля Света, я обуздаю свой страх. – О Свет, она надеялась, что сумеет справиться со страхом. Она отчаянно на это надеялась.
Харине кивнула, хмуро глядя на женщин, спускавшихся по лестнице впереди нее.
– Не знаю, найдется ли во дворце Алейс ванна, достаточно большая для нас двоих, и сомневаюсь, что здесь знают толк в вине с медом, но мы что-нибудь придумаем. – Отвернувшись от Кадсуане и остальных, Харине неловко коснулась руки Шалон. – В детстве я боялась темноты, и ты никогда не оставляла меня одну, пока я не успокаивалась. И я тебя тоже не оставлю, Шалон.
Шалон споткнулась о ступеньку и чуть не скатилась с лестницы. Харине звала ее по имени только наедине – с тех самых пор, как стала Госпожой Парусов. А до того даже наедине никогда не была столь ласковой.
– Спасибо, – сказала Шалон и, сделав над собой усилие, добавила: – Харине.
Сестра вновь погладила ее по руке и улыбнулась. Харине не привыкла улыбаться, но в этой неловкой попытке ощущалась не свойственная ей теплота.
Однако во взгляде, которым она наградила шедших впереди женщин, тепла не было и в помине.
– Возможно, я и сумею заключить тут сделку. Кадсуане уже сместила у них балласт, так что идут они с креном на борт. Когда подберешься к ней, Шалон, ты должна выяснить – почему она так поступила. Я бы с удовольствием вывесила на лине пару клыков Алейс – это ж надо, ушла прочь, даже слова мне не сказав! Но не такой ценой – я не позволю Кадсуане опутать Корамура своими сетями, втравить его в здешние беды. Поэтому ты должна все узнать, Шалон.
– По-моему, Кадсуане считает своим долгом вмешиваться в дела любого, кто дышит не водой, – со вздохом сказала Шалон, – но я постараюсь, Харине. Сделаю все, что в моих силах.
– Ты всегда так поступала, сестра. И так будет и впредь. Я знаю.
Шалон опять вздохнула. Слишком рано проверять глубину неожиданной сердечности сестры. Признайся Шалон в содеянном, и ее могут простить, а могут и не простить, но она не переживет, если рухнет еще и ее брак, лишись она своего положения. Однако сейчас, впервые с той минуты, как Верин без обиняков выложила ей условия, на которых Кадсуане согласилась не разглашать ее тайну, Шалон всерьез задумалась о возможности признания.
Ранд сидел в своей комнате в «Голове Советницы», забравшись с ногами на кровать и привалившись спиной к стене, и играл на оправленной в серебро флейте, которую ему подарил когда-то Том Меррилин. Целую Эпоху назад. Комната с резными деревянными панелями и выходящими на Рынок Нетвин окнами была получше тех, что он снимал в «Короне Маредо». Уложенные горкой подушки набиты гусиным пухом, балдахин и занавески кровати украшены вышивкой, а в зеркале на умывальнике не отыщешь ни единого пузырька. Притолоку над каменным камином даже украшала незатейливая резьба. Комната в самый раз для состоятельного купца-чужеземца. Ранд был рад, что, покидая Кайриэн, догадался взять побольше золота. А то он уже утратил привычку носить при себе большие деньги. Дракон Возрожденный жил на всем готовеньком. Что ж, игрой на флейте он вполне способен заработать себе на какую-никакую постель. Мелодия называлась «Стенания о Долгой Ночи», и раньше он ее в жизни не слышал. Льюс Тэрин – слышал. Это походило на умение рисовать. Ранд думал, что это испугает его или разозлит, но он просто сидел и играл, пока Льюс Тэрин плакал.
– О Свет, Ранд, – проворчала Мин, – ты собираешься так и сидеть тут и дудеть в эту штуковину? – Она расхаживала по цветастому ковру, шурша юбками. Узы, связавшие Ранда с ней, Илэйн и Авиендой, он ощущал так, словно по-иному никогда не было и ему не хотелось иного. Он дышал, и он был связан с ними – первое так же естественно, как и второе. – Если она скажет лишнее слово, где ее могут подслушать, если она уже его сказала... Я никому не позволю уволочь тебя в тюрьму для Элайды! – Узы Аланны он ощущал совсем по-другому. Сами по себе они не изменились, однако стали сильнее с того дня в Кэймлине. Узы Аланны казались незваным гостем, чем-то навязанным – заглядывающим через плечо незнакомцем, камешком в сапоге. – Тебе обязательно играть эту мелодию? Мне от нее плакать хочется, и в то же время по коже мурашки бегают. Если она накличет на тебя опасность!.. – Выхватив из тайника в широком рукаве один из своих ножей и крепко зажав его в кулаке, она принялась размахивать им.
Ранд оторвал флейту от губ и молча посмотрел на девушку поверх инструмента. Она покраснела и вдруг, зарычав, метнула нож в дверь. Он вонзился в дерево с глухим стуком.
– Она там, – сказал Ранд, используя флейту как указку. Неосознанно он передвинул инструмент, отслеживая перемещение Аланны. – Скоро она будет тут. – Аланна появилась в Фар Мэддинге накануне, и Ранд не понимал, почему она так долго тянет. Аланна свернулась в его голове маленьким узлом эмоций, боязливым и настороженным, преисполненным волнения и решимости, но больше всего – гнева. Еле сдерживаемой ярости. – Если тебе не хочется здесь оставаться, подожди в...
Мин яростно затрясла головой. Рядом с Аланной у Ранда в голове находился еще один клубок чувств – Мин. Она тоже кипела от гнева и тревоги, но сквозь все маяком просвечивала любовь – стоило ей только взглянуть на него, а зачастую и без всяких взглядов. Еще ощущался страх, хотя его она всячески старалась скрыть.
Ранд вновь приложил флейту к губам и заиграл «Подвыпившего Торговца». От этого игривого мотива развеселится и мертвый. Льюс Тэрин зарычал.